И скелет закачался на стропах своего заплесневелого парашюта. Как он и предсказывал, воздушные потоки устремились в его полые кости… И зазвучала суховатая, но довольно приятная музыка.

– Хорошо, – заявила Пегги. – Благодарю тебя. Но я все же надеюсь попасть вниз живой.

– Понимаю, – сказал покладистый скелет. – Ты оказалась предусмотрительнее меня. Я заметил, что ты прихватила собаку, чтобы съесть ее в пути, но увидишь, собачатина – это совсем невкусно.

Услышав эти слова, голубой пес залаял и обнажил клыки. У него злость всегда опережала страх.

– О! О! – засмеялся скелет. – Какие прекрасные зубы! Абсолютно без кариеса, можно подумать, что он чистит их каждый день. – Затем, снова обратившись к Пегги Сью, он добавил: – Когда ты его съешь, не выбрасывай кости, я сделаю из них свирели.

Пегги прижала песика к груди, чтобы он не вырвался. Пес огрызался и рычал, как мотор гоночного автомобиля.

– Мы очень не любим собак, – уточнил загробный музыкант, увлекаемый шквалом задувшего вверх ветра. – Они слишком охочи до косточек. Нам это совсем не нравится.

– Какое безумие! – со вздохом произнесла девочка. – Бабушка никогда не рассказывала мне об этом! Я была готова к чему угодно, но не ожидала увидеть замогильный оркестр в жерле вулкана.

– Эти люди мне не понравились! – прорычал голубой пес. – Они улыбаются во весь рот, но, мне кажется, им нельзя доверять.

Пегги наклонила голову, чтобы заглянуть в глубину пропасти. Она насчитала добрый десяток старых парашютов и столько же музыкантов с позвякивающими костями. Некоторые из них поприветствовали ее мимоходом, щелкнув зубами.

– Азбука Морзе, – заметила Пегги. – Ти… тааа… ти… тааа… Ты слышишь? Они посылают нам весточки, щелкая зубами.

– Ты можешь их расшифровать? – спросил голубой пес.

– Нет, – призналась девочка. – Я учила азбуку Морзе в летнем лагере, но забыла.

В последующие дни скелеты появлялись все чаще. Они без конца поднимались и опускались, стараясь пролететь на уровне Пегги Сью. И всякий раз, очень вежливо поздоровавшись с девочкой, наигрывали захватывающие мелодии, чтобы развлечь ее. Пегги с трудом отличала одного от другого, потому что все они были одинаковые. Нередко скелеты представлялись, изобразив легкий реверанс:

– Привет, я – Пиб.

– Привет, я – Джаб.

– Привет, я – Джоб.

Эти проявления вежливости раздражали голубого пса.

– У них у всех одно и то же имя, и одна и та же голова, – ворчал он. – Это очень удобно!

В какой-то момент Пегги, наконец, разобралась. Самого разговорчивого звали Пиб. Он был чудаковат и доставлял себе удовольствие, поддразнивая голубого пса.

– А! А! – смеялся он, задирая собаку. – Тебе бы очень хотелось поглодать мою берцовую кость, не так ли? Даже не мечтай!

– Прекрати его злить, – протестовала Пегги. – А то он брыкается. Мне и так тяжело, а тут еще эти ремни.

Пиб, словно воздушный змей, появлялся и исчезал в воздушных потоках вулкана.

– Ты зря так упорно цепляешься за жизнь, – однажды заявил он Пегги. – То, что ожидает тебя в подземном царстве, далеко не весело. Все там наперекосяк, и большинство жителей совсем потеряли голову. А если ты останешься с нами, то будешь развлекаться по-настоящему. Музыка очарует твою душу, и ты перестанешь замечать, как идет время. Знаешь, я не жалею, что умер. С тех пор как поступил в оркестр, я чувствую себя намного счастливее. Мне даже немного жаль остальных… Этих бедных людей, что стали рабами бабочки и все свое время тратят на то, чтобы догнать ее и укрыться в тени.

– Они хотят быть счастливыми, – попыталась оправдать их Пегги.

– Как бы не так! – засмеялся скелет. – Там и речи не может быть о счастье. Жизнь там такая ужасная, люди внизу в постоянном страхе. Когда они прячутся в тени бабочки, то перестают испытывать ужас, вот и все. Разве это счастье?

– Там действительно так ужасно?

– Да, там чудовища… Повсюду! И я радуюсь, что умер от голода на стропах своего парашюта, не успев долететь до дна бездны. Благодаря этому я избежал ужасного существования. Если б ты обладала хоть толикой разума, ты прислушалась бы к моим советам. Расстегнула бы ремни своего парашюта… и прыгнула в пустоту. Повторяю, в жерле вулкана нельзя по-настоящему умереть. Воспользуйся этим. Позже, когда ты окажешься там, в царстве тьмы, все будет иначе. Ничто тебя уже не спасет.

Со дня на день Пиб становился все назойливее. Он изводил Пегги своими напевными проповедями. Поскольку девочка не поддавалась его уговорам, он отдалялся и – мимоходом – захватывал стропы ее парашюта своими костяными пальцами.

– Он разрывает веревки! – ворчал голубой пес. – Маленький разрез там, маленький разрез тут.

– Ты прав, – ответила ему Пегги. – Скелеты действительно попытаются нас убить, чтобы оказать нам услугу… Они убеждены, что это благо.

– Любезные убийцы! – прорычал пес. – Только этого недоставало!

Пегги Сью задумалась, как прогнать скелетов, увы, у нее не было ничего, кроме рук и ног… а скелетов было очень много.

Пиб вернулся на следующий день. Иногда он переставал играть, чтобы ущипнуть девочку. И каждый раз Пегги казалось, что от этих щипков у нее остаются синяки.

– Прекрасные кости, – повторял Пиб. – Твой скелет будет издавать исключительный звук, если тебя научить танцевать в воздушных потоках. В оркестре есть свободная должность. Если захочешь – она твоя.

Как и следовало ожидать, три крепления с левой стороны лопнули.

– Это серьезно, – объяснила Пегги голубому псу. – Вес на стропы больше не распределяется равномерно. Скоро парашют разорвется.

Она стала звать на помощь, но скелеты еще сильнее задули в свои дудки, чтобы заглушить ее голос.

– Свиньи! – проворчал голубой пес. – Подумать только! Теперь, когда им известно, что мы разобьемся, они освобождают нам дорогу!

Пегги безуспешно пыталась выровнять полет уже испорченного парашюта, который больше напоминал развевающуюся простыню.

Послышался треск ткани, усиленный эхом пропасти. И друзья с безумной скоростью понеслись вниз.

– Мы падаем! – закричала Пегги. – Надо приблизиться к стене и ухватиться за выступы.

Она напрягалась изо всех сил, чтобы изменить траекторию полета. Но почувствовала, что они падают все быстрее и быстрее. Пегги наугад протянула руки, пытаясь удержаться за стену. Но удар был очень резким, девочка даже вскрикнула от боли. Ладони ее скользили по утесу и никак не могли за что-нибудь ухватиться. Очень скоро она разодрала ладони в кровь. Наконец, когда Пегги уже готовилась умереть, она зацепилась руками за выступ. Она повисла на нем, а ткань парашюта оседала на ней и покрывала ее, будто саваном.

– Вижу площадку! – прорычал голубой пес. – Сейчас прыгну. Не пытайся меня остановить. Тебе станет легче, и ты сможешь удержаться на карнизе.

Пегги даже не пыталась протестовать. У нее так болели плечи, что ей казалось, будто ее руки в любую секунду могут оторваться от тела. Одним прыжком пес избавился от ремешков. Пегги услышала, как он карабкается по камням.

– Все хорошо? – крикнула она, ужаснувшись при мысли, что он мог промахнуться и упасть в пустоту.

– Порядок, – подтвердил пес. – Карабкайся сюда побыстрее. Наверху есть что-то вроде площадки. Здесь можно присесть.

– Сейчас, – ответила Пегги, – помоги. Мне мешает парашют.

– Брось его!

– Нет, надо подобрать стропы, чтобы сплести веревки. Мы же не будем сидеть здесь три тысячи лет, придется как-то спускаться вниз.

Голубой пес подошел к краю бездны и, ухватившись зубами за ремни, опутавшие грудь Пегги, поволок ее.

Когда девочка ступила, наконец, на карниз, все ее тело было покрыто царапинами, ободранные ладони сильно болели.

– Вот мы влипли, – вздохнул голубой пес.